История 33-летней Олеси – яркий пример того, что жизнь порой заставляет мириться с откровенно нетерпимыми ситуациями.
— О том, что муж мне изменяет, я знаю давно, – говорит она. — Сначала долго уговаривала себя, что мне все это кажется из-за излишней (по словам мужа, «провинциальной») подозрительности. Но потом стали вскрываться неопровержимые факты, которые опустили самооценку ниже всякого допустимого уровня, и при этом я ничего не могу мужу предъявить! В смысле мне нетрудно припереть его к стенке конкретными доказательствами, но кроме проблем мне это ничего не даст и ситуацию к лучшему не изменит. И дело не только в том, что мы не состоим в официальном браке. Вместе мы уже десять лет, нашей дочери скоро семь, поэтому я с полным основанием считаю наш союз семьей. Но моя роль в этой семье не то чтобы второстепенная – вообще никакая.
Мы познакомились в отеле, где я работала администратором. Семен постоянно останавливался здесь, приезжая в наш город в командировки, и про этого постояльца я все знала из его паспорта: и возраст, и холостяцкий статус, и место прописки. Парень мне очень нравился: смешливый такой, обходительный, комплиментами так и сыпал. Свободный wi-fi в нашем небольшом отеле был только в радиусе десяти метров от стойки администратора, поэтому он довольно часто вечерами спускался из своего номера, чтобы выйти в Интернет. Сначала мы просто общались — и сами не заметили, как закрутился роман. И когда Семен предложил мне переехать к нему в Москву, я от счастья прыгала до потолка. Во-первых, я была влюблена в него по уши, а во-вторых, выбраться из нашего богом забытого городка в столицу было моей давней мечтой.
Мы стали жить вместе в его съемной квартире, расположенной в спальном районе Москвы. Администратором в отель устроиться мне не удалось – иностранных языков не знаю. Пошла работать по специальности, полученной в колледже – учителем младших классов. Зарплата по меркам столицы небольшая, но по сравнению с тем, что я получала в родном городе, просто огромная. Первый год жизни в Москве ощущала себя абсолютно счастливой. Все у меня ладилось: и любовь была, и столько вокруг всего нового и интересного. Одно меня озадачивало – Семен не спешил делать мне предложение. Мои намеки по этому поводу он демонстративно игнорировал. Когда решилась спросить напрямую, скоро ли мы поженимся, он округлил глаза: мол, что за провинциальные штучки с узакониванием отношений? Надо сказать, что моей провинциальностью он упрекал меня постоянно, чем выработал мощный комплекс неполноценности. Я начала сомневаться почти в каждом своем слове или поступке, боясь выглядеть неотесанной деревенщиной. Впрочем, провинциальный способ мышления мне все-таки был свойственен, потому что я решила привязать к себе Семена ребенком. Думала, вот рожу ему сына – и никуда он не денется, женится хотя бы ради малыша.
Сына не получилось – родилась дочка. Узнав о моей беременности, Семен не высказал ни радости, ни сожаления. Хочешь, говорит, рожай, но в нашем семейном статусе это ничего не изменит. Но Катюшку записал на свое имя и искренне полюбил. В отличие, увы, от меня.
Я не сразу поняла, что являюсь просто удобным вариантом для совместного проживания. Все бытовые вопросы у Семена решены (еда приготовлена, одежда постирана и поглажена, в квартире чистота и уют), а держать отчет передо мной не надо ни в чем – ни в расходовании средств, ни в способах времяпровождения.
С деньгами мы сразу договорились: за квартиру платит он, на продукты скидываемся поровну, а по всем остальным позициям – каждый за себя. Например, если идем в кафе или ресторан, то каждый платит из своего кармана. Деликатесы я себе позволить не могу, выбираю самые бюджетные блюда, а Семен себе ни в чем не отказывает. Одежда, косметика, медицинское обслуживание – эти расходы тоже мои. Правда, когда появилась Катюшка, он мне стал выделять деньги и на ребенка. Я эти правила приняла – куда деваться? Но вот привыкнуть к тому, что он мне изменяет, не могу. А он даже не считает необходимым меня разубеждать.
Для подозрений основания были всегда: сам характер работы Семена (он – торговый представитель в крупной медицинской компании) предполагает частые разъезды и множество контактов с деловыми партнерами. Некоторые из этих «контрагентов» не стесняются звонить ему даже поздно вечером. Иногда после таких звонков Семен срывается из дома и появляется либо среди ночи, либо вообще под утро. Высказывать претензии или просто выражать неудовольствие нельзя: «Во-первых, у меня ненормированный график работы, а во-вторых, для выполнения плана я вынужден пахать и в личное время. Или ты думаешь, деньги мне просто так падают?». Какой такой план он выполняет среди ночи – одному ему и ведомо. Но не настолько я непролазная провинциальная дура, чтобы не понимать, что коммерческий успех компании, в которой работает Семен, никак не зависит от его внеурочных контактов с «контрагентами».
Когда начинаю размышлять над своей судьбой, плакать хочется от безысходности. Жениться на мне Семен не собирается и в любой момент может указать на дверь, если встретит очередную любовь всей жизни. Единственное, на что можно рассчитывать в этом случае – на алименты. Нам ведь с ним даже делить нечего за неимением совместно нажитого имущества: квартира съемная, машина служебная, а денежные счета если и имеются, то оформлены не на Семена, а на его маму. Выжить одной с ребенком в Москве с моей небольшой зарплатой нереально, а о возвращении в родной город и речи нет: деньги там платят смешные, да и жить негде, в родительской «двушке», кроме мамы с папой, поселился еще и брат с семьей. Вот и живу как на вулкане, фильтруя звонки «контрагентов». И нередко вечерами, пока отец моего ребенка в поте лица печется о благосостоянии компании-работодателя, коротаю время за просмотром сериалов про чужую счастливую жизнь.