Джулия слушала, как женщины обсуждают идею навестить Эстер и Хэнка. Вот что значит быть частью общества, думала она. Все эти женщины знакомы, все заботятся друг о друге — и ей приятно просто находиться с ними в одной комнате. Хотя и жаль заболевшего Хэнка, кем бы он ни был.
В старом районе все происходило иначе. Семьи были едва знакомы, все занимались своими делами. Джулия лишь немного сблизилась с тремя женщинами, чьи дети тоже учились в Блейкли и которые тоже играли в теннис. Да, конечно, все они здоровались друг с другом, встретившись на улице, но никому бы в голову не пришло принести гостинцы заболевшему соседу. Может быть, потому что в старом районе не было пожилых людей — все были молоды. Если кто-то заболевал, он никому об этом не рассказывал. А если там и был книжный клуб, то Джулия о нем не слышала.
Понемногу женщины перешли к обсуждению книги: возникла живая дискуссия, иногда переходящая в спор, но не в ругань. Джулии было по душе, что даже такое личное занятие, как чтение, может сблизить людей. Ей нравилось слушать, как эти образованные женщины со знанием дела обсуждают прочитанное. И вместе с тем она заметила, что, хотя за разговором они то и дело подкладывали еду в свои тарелки, фуа-гра оставался нетронутым, не считая небольшого кусочка, который съела она сама. Потом, когда все разошлись и Джулия помогала Вэлери убирать посуду, она сунула баночку обратно в пакетик из вощеной бумаги и с натянутой веселостью сказала:
– Боюсь, он впечатлил вас куда меньше, чем книга.
– Не переживай. У людей разные вкусы.
– Вы считаете меня слишком пафосной, да? Скажи, я не обижусь.
– Да? — Вэлери пристально посмотрела на Джулию, желая понять, в самом ли деле она не обидится. — Ладно, я тебе скажу. Дело не в пафосе, хотя, может быть, пара человек действительно так решили. Например, Марта — та, что сидела слева на диванчике — просто ненавидит буржуазию, так что никогда тебя не полюбит, но ты не расстраивайся, потому что дело тут не в тебе. Ну а что касается остальных — причина в том, как готовят фуа-гра. Птиц насильно кормят, чтобы у них была жирная печень. Засовывают трубки им в горло. Это просто чудовищно.
Представив себе картину, Джулия пришла в ужас.
– Я… Господи, я не знала. Откуда ты… откуда вы все это знаете?
– Об этом много писали в СМИ, и мы обсуждали.
– Лучше бы ты мне не рассказывала, — Джулия вздохнула. — Брэд так любит фуа-гра.
Она опустила баночку в мусорное ведро и тут же об этом пожалела — так получилось еще хуже, чем просто съесть паштет, а если бы она принесла его домой, Брэд с удовольствием съел бы. Но тогда ей пришлось бы объяснить, почему женщины не дотронулись до угощения, и он наверняка назвал бы их страдалицами и еще как-нибудь похуже, и может, даже поднял бы эту тему на вечеринке в честь новоселья, которую они собирались закатить… так что она оставила баночку в ведре.
Вэлери вынула баночку и переложила в компостный ящик, сказав при этом:
– Незнание, конечно, избавляет от ответственности, но гусям и уткам не поможет. Хотя, возможно, не поможет и знание. Люди ведь продолжают покупать фуа-гра и многое другое, что я хотела бы запретить. Я уж молчу о пластике! Но все же я делаю все возможное, просто чтобы не стыдно было смотреть на себя в зеркало. Как бы то ни было, — добавила она, — сегодня хорошо посидели, правда? Тебе понравилось?
Джулия кивнула.
– Вы так все книги обсуждаете?
– Иногда чуть более страстно. Ты же слышала о «Лолите». Читала эту книгу?
Джулия покачала головой.
– Ну, слышала, конечно. Там про девочку, которая совратила… соблазнила…
– Не совратила и не соблазнила, — поправила Вэлери. — Ей всего двенадцать, ее похитили и принудили к сексу. Можно сказать, изнасиловали.
Это интересно!
– Ой. Прости, я не в теме. А Эстер — та, о которой вы говорили — думает, что девочка сама виновата?
– Эстер восемьдесят один год, — сказала Вэлери, — и она очень консервативных взглядов. Она считает, что если у девушки был секс до свадьбы, даже если ее заставили, то она сама так или иначе спровоцировала мужчину. Девушка не должна одеваться определенным образом, и смотреть на мужчину, и оставаться с ним наедине, и вообще оставаться одна — ну, сама понимаешь, какими стереотипами она мыслит. Белинда очень рассердилась. И я тоже, честно говоря. Так много женщин травмированы мужчинами и к тому же еще подобным отношением! Неудивительно, что они не заявляют в полицию и вообще никому не говорят.
– Да, — Джулия кивнула. Помолчала немного, потом сказала: — Так вышло и со мной. Мне было тринадцать, это был начальник мамы. Ну, один из начальников.
Она посмотрела на Вэлери и увидела — что? Понимание? Да. Женщины могли отнестись к ней с пониманием — Джулия не знала точно, но чувствовала, что эта группа примет ее, если она приоткроет им свое прошлое. Вино развязало ей язык, о чем она ничуть не жалела. Ей хотелось, чтобы женщины ее приняли. Хотелось, чтобы у нее появилась новая подруга, именно эта подруга, Вэлери, о которой Келли сказала, что она — связующее звено. Блестящая темная кожа, глаза, в которых светились ум и живой юмор, улыбка, согревавшая всех. «Она как мать-Земля, — сказала Келли, — заботится обо всех, но ни на кого не давит». В отличие от матери Джулии, которая перегибала палку всегда и во всем.
– Моя мать мыла полы в нескольких домах, — продолжала Джулия, — и иногда брала меня с собой, чтобы я помогла. Я мыла спальню наверху, а она — кухню, и этот мужчина, он просто пришел, и запер дверь, и… — она помолчала, вспоминая ужасные, болезненные несколько минут, изменившие всю ее жизнь. — Он сказал: «Ты такая горячая. Мне нужна всего пара минут». Мне было так стыдно, я так боялась, что маму уволят, если я начну отбиваться или кричать. У нас не было денег. Мы едва могли платить за аренду паршивого трейлера, где жили.
– Мне так жаль, — Вэлери сочувственно пожала руку Джулии.
– Спасибо, — ответила Джулия и пожала плечами. — Это было очень давно.
– Сколько тебе? Тридцать…
– Четыре. Я родила Джунипер в семнадцать.
Вэлери вновь сжала ее руку, затем принялась отмывать бокалы.
– Со мной ничего такого ужасного не случалось, — сказала она, — но был один парень — мы звали его дядя Рэй — живший над нами. В Мичигане. Дядя Рэй был жутким. Любил спуститься за газетой в одном халате и, если родителей дома не было и он знал, что я одна, раздвинуть полы халата и как следует все мне продемонстрировать. Может, и моим младшим сестрам тоже. Я никому ничего не рассказывала, и мы вообще это не обсуждали. С каждой может случиться такое дерьмо, правда? Все, что мы можем — воспитать наших сыновей, если они у нас есть, порядочными людьми.
– И защитить дочерей от подобных ситуаций, — добавила Джулия. — Я стараюсь, как могу. Брэд — замечательный отец, куда строже, чем мой. И у него большое сердце. Может быть, наши правила кому-то покажутся старомодными, но девочкам они на пользу. Какое счастье, что я вышла за него замуж и мне есть с кем разделить трудности воспитания. Джунипер никогда не была трудным ребенком, но растить ее одной…
– Так Брэд — не отец Джунипер?
– Нет. Ей было десять, когда мы поженились. Лилия — от него. Но он любит Джунипер как родную дочь. Есть же на свете чудесные мужчины.
– Я когда-то была замужем за одним из них.
– Может, еще будешь.
– Ну, посмотрим. Я встречаюсь кое с кем, — призналась Вэлери. — Он ничего.
– А наш дом? — Джулия указала в его направлении. — Это все — идея Брэда. Он запатентовал одно крутое изобретение и хотел порадовать нас с девочками.
– Очень щедро.
– Это да, — Джулия решила не рассказывать о пляжном домике, который он тоже для них приобрел. Они делились самым сокровенным, и она боялась показаться хвастливой и разрушить многообещающее начало.
– Ну ладно, — сказала она, — я пойду. Лилия любит, чтобы я читала ей перед сном. Было так чудесно пообщаться с тобой. Я рада, что мы соседи.
– Придешь к нам через месяц? — спросила Вэлери, включая свет возле двери.
– Хотелось бы.
– Здорово. Уверена, мы еще и до этого увидимся — я много времени провожу в саду. Устраиваю пруд. Зай шутит, что я собираюсь заменить его на рыбу.
– Мои ворота всегда открыты, — сказала Джулия. — Услышишь, как мы плещемся в бассейне, присоединяйся.
– Может, и приду.
Пожелав Вэлери спокойной ночи, Джулия побрела через лесистый двор, остановилась, чтобы взглянуть на бесконечные ветви большого дуба. Это было впечатляющее дерево, и ей нравилось смотреть на него из окна кухни.
Она пришла домой в хорошем настроении, чуть подвыпившая и довольная тем, как прошел вечер, особенно разговором с Вэлери — разве что немного расстроилась из-за фуа-гра. Было так трудно понимать современный мир.
Да, незнание избавляет от ответственности, особенно когда ты совершил нечто ужасное перед лицом прекрасно осведомленных людей, возмутившихся твоим невольным проступком, но слишком вежливых, чтобы указать тебе на это.
Фото: пресс-служба
3 мая 2021
