«Подозреваемая не высказала слов сожаления»: что чувствуют женщины, убившие собственных детей, и как они живут после этого

Наберите в интернете «мать убила своего ребенка» — выпадут десятки ссылок. И это только трагедии последних месяцев.

30 мая 2022 года жительница Тверской области, устав от бесконечного плача ребенка, подошла к детской кровати, в которой лежала ее новорожденная дочь, подняла ее и ударила головой о борт — от полученных травм девочка скончались.

17 июня жительница Новосибирской области избила до смерти шестимесячного ребенка, со всей силы кинув его на диван. 

14 августа в Белгороде молодая мать убила собственных детей четырех и двух лет, после чего покончила с собой. 

3 сентября в Воронеже мать убила месячную дочь, закопала тело в могиле своего отца и сдалась полиции.

Эти смерти приходят волнами. Как пандемии. То совсем ничего, бывают единичные резонансные случаи, о каждом из которых много говорят и пишут, и вдруг — как прорывает. Во всех концах страны. Убила, убила…

Судите сами: по данным МВД, в 2020-м в России был зафиксирован 51 случай, когда родительницы расправлялись со своими детьми, в 2021 — 45, по итогам первого полугодия 2022 года — уже 29.

СЕРАЯ МЫШКА ИЗ СЕВЕРНОГО ЧЕРТАНОВО

В ноябре 2022-го случился еще один, 30-й, о котором много писали СМИ.

Чертановский районный суд города Москвы.

За решеткой 26-летняя Валерия Ф. 8 ноября она выбросила из окна квартиры в Сумском проезде полуторагодовалую дочку. 

Валерия — изможденная, неухоженная, с синими кругами под глазами, заострившимися чертами лица. У нее затравленный мечущийся взгляд, который она не может сконцентрировать ни на чем. 

— Вы убили собственную дочь ради того, чтобы отомстить своему мужу? — раздается вопрос журналистов.

Молчание.

— Вы хотя бы осознаете то, что совершили?

Молчание.

— Неужели вам нечего сказать?

Молчание.

— Вы хотя бы жалеете о том, что совершили?

— Да.

Во время следственных действий в квартире, где проживала Валерия с дочерью, велась оперативная съемка. На кухне в кадр попал жуткий бардак, грязная посуда, рассыпанные по полу продукты, одна из комнат превращена в склад старой мебели, шторы наполовину сорваны. 

В другой комнате — почти порядок. В шкафу аккуратной стопкой разложены поглаженные грудничковые вещи. И белая детская кроватка у окна. Теперь пустая.

Соседи услышали на улице истошный плач младенца и побежали на него. Падение несколько смягчили ветки деревьев. Когда приехала скорая, лежащая в одном памперсе на земле девочка была еще жива, врачи в реанимации боролись за ее жизнь почти сутки, но спасти ребенка не удалось. Тогда же уголовное дело было переквалифицировано из статьи «покушение на убийство» в «убийство малолетнего, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии».

Минимум, что могут дать по 105 статье УК РФ — 8 лет, максимальный срок — пожизненно. Но в России женщинам не дают пожизненно. Поэтому до двадцати лет. 

Валерия не была из маргинальной семьи. Родилась в Курске, любимая дочь у родителей, училась в престижном колледже в Москве. Тихая, неприметная, такая серая мышка. Разве что принципиальная и аккуратистка. До встречи с отцом погибшего ребенка девушка работала в рядовом агентстве недвижимости. А потом затянула семейная жизнь.

Парень Валерии приехал из Средней Азии. Субхон через несколько месяцев после знакомства предложил официально расписаться.

В апреле прошлого года родилась Селима. После рождения ребенка отношения между молодыми начали стремительно портиться. Родственники Валерии жили далеко, она оказалась полностью зависима от мужа финансово и все время была одна.

«Я сейчас узнала от общих приятельниц, он ей пару месяцев назад сказал, что якобы у него умер отец и нужно срочно съездить на похороны — и с концами, так и не вернулся», — рассказывает бывшая однокурсница Валерии Светлана К.

Соседи рассказали следователям, что вскоре после отъезда мужа Лера совсем сникла, стала заговариваться, все боялась кого-то…

А потом наступило утро 8 ноября.

Свой мотив, зачем она все это совершила, Валерия так и не смогла объяснить.

На суде, где принималось решение об аресте, подозреваемая «не высказала слов сожаления», — сообщила СМИ старший помощник руководителя московского главка СК РФ Юлия Иванова.

«Может, скажете, какое наказание для вас будет справедливым?» — спросили журналисты у матери после заседания.

«Я признаю вину. Согласна на любое наказание».

КОРОНАВИРУСНОЕ БЕЗУМИЕ

Тема о том, что матери не справляются со своим психическим состоянием, а жертвами становятся их собственные дети, уже не раз поднималась в прессе. Особенно активно в 2020 году — в самый пик пандемии коронавируса. Тревога в обществе тогда тоже зашкаливала. Люди боялись заболеть, умереть, лишиться средств к существованию, психика не выдерживала у многих.

11 октября 2020 года жительница Пушкино Любовь М., учительница английского, мать четверых детей, задушила детскими колготками младшего сына. Она попыталась покончить с собой, но не смогла. 

Сразу после случившегося Любовь М. была отправлена в подмосковную Икшу, здесь находится женская исправительная колония и при ней следственный изолятор.

Я навестила ее как правозащитник, чтобы проверить условия содержания.

За решеткой заключенные любят хвастаться друг перед другом детьми. Какие они у них хорошие. Как они их любят и как к ним скоро вернутся.

Помню, однажды даже проводили конкурс: мамочки сами придумывали сказки малышам, записывали на диск и отсылали туда, где эти дети находились. Бабушкам, опекунам, в детские дома.

Сказки были очень трогательные. Просто до слез. Про маму-лису и маленького лисенка, про королеву, которая потеряла свою дочку в заколдованном лесу, про волшебный цветок, исполняющий самое заветное желание. И конечно же, здесь, за решеткой, это желание было у всех одно: поскорее выйти на свободу и обнять своего ребенка.

И как в мужских колониях, даже самых строгих, осужденные цепляются за веру в Бога, чтобы сохранить себя, так в женских такой якорь и такая вера — это их дети.

Поэтому детоубийц за решеткой не любят. Мягко говоря. 

С Любовью М. сидели две девушки, одну обвиняли в разбое, вторую в преступлении сексуального характера по отношению к несовершеннолетним. Поместили их к Любови неслучайно — как самых спокойных и мирных. Несмотря на то что Любовь почти ни с кем не разговаривала и была полностью погружена в себя, она выглядела забитой, со стороны бросалось в глаза, что в камере детоубийцу презирают. Разговор у нас вышел с ней короткий.

— Вы не хотели бы переговорить со священником? — мой вопрос.

— Нет.

Другой случай. Показательная многодетная семья. Четверо детей. Всегда веселые, всегда вместе. В походы ходили. Я тогда ездила в ее квартиру, соседи рассказывали, что за месяц до случившегося женщина вроде бы принялась чудить: то вещи из окна выбросит, то ходит с плоскогубцами по подъезду и пугает, что вырвет себе зубы. Меняла работу: то в одну школу перейдет, то в другую.

После рождения первого ребенка Любовь, как рассказывали, наблюдалась у специалиста с послеродовой депрессией. Друг за другом появились на свет еще трое детей, последнего, как говорят, мать не хотела, переживала, что сильно поправилась, перестала быть привлекательной, но муж настоял.

11 ноября 2020 года была рабочая среда, Любовь попросила мужа погулять с детьми, пока еще не стемнело, а она уложит спать младшего. Когда спустя два часа муж вернулся домой, дверь была заперта изнутри. Жена пустить его внутрь отказывалась. Когда уговорами и угрозами он все же прорвался в дом, там уже лежал младший сын. Задушенный.

Из показаний подозреваемой:

«В какой-то момент мне стало так плохо на душе, что захотела умереть, но я подумала: сын же маленький, ему будет тяжело без мамы, да и мужу будет трудно справляться со столькими детьми. Поэтому решила убить ребенка и себя. Но себя в последний момент так и не смогла…»

По решению суда Любовь Ф. была отправлена на принудительное лечение. Срок такого лечения не ограничен. Пока врачи не решат, что она не опасна для общества, могут пройти и десятилетия.

УБИЙСТВО СЫНА ПРИ СВИДЕТЕЛЯХ

«Все матери-детоубийцы, с которыми я общалась, показались мне совершенно неадекватными, больными людьми, — комментирует Ева Меркачева, член Совета по правам человека при Президенте РФ. — Последний раз это была студентка одного из московских вузов, мы встретились в Бутырке, по ней было видно, что она очень нездорова. Еще с такими женщинами я встречалась в Чехове, в психиатрической больнице для заключенных, уже после принятия решения об их принудительном лечении. О том, что конкретно произошло с ними и почему они это сделали, я старалась не говорить. Не бередить раны. Ни по одной из них у меня не сложилось мнение, что это было какое-то корыстное рассудочное преступление. Скорее, их заставило так поступить безумие».

С женщиной, осужденной за убийство собственного сына и признанной абсолютно нормальной, я общалась только раз. В августе 2012 года 24-летняя Анастасия Н. из Рязани выбросила своего девятимесячного сына из окна. Причем сделала она это на глазах сотрудниц опеки, которые пришли ее пропесочить. Косвенной «виновницей» произошедшего можно считать мать детоубийцы Ларису Н. Именно она нажаловалась в социальные службы на поведение дочери, думала, что так будет лучше. И она же потом хлопотала изо всех сил, чтобы дочку поскорее отпустили домой. 

Суд присяжных вынес вердикт, что Анастасия не заслуживает снисхождения. Ей дали 17 лет общего режима. Инспектор по делам несовершеннолетних показал нам письменное объяснение Ларисы Н., которое она дала в день трагедии.

«На протяжении длительного времени моя дочь злоупотребляет спиртными напитками, часто не ночует дома, уходит без объяснения причин, оставляет ребенка со мной. Содержанием ребенка занимаюсь одна я, дочь в этом участия не принимает…» 

Из ее же кассационной жалобы после решения суда по дочери: 

«Сотрудники опеки, не разуваясь, не показав удостоверения, не представляясь и никак не подтверждая своих полномочий, стали садиться без приглашения, перемещаться по квартире, осуществлять действия по осмотру помещения. Увидев растерянность Насти, женщины в форме не проявили сочувствия, наоборот, стали агрессивно и с использованием экспрессивной лексики требовать от матери малолетнего ребенка собрать его вещи, чтобы они могли его забрать с собой…»

Представительницы социальных служб сели заполнять бумаги. Может быть, они ее и пугали. Но Настя все приняла всерьез.

На следствии молодая женщина показала, что разнервничалась, взяла сына, подошла с ним к окну, повернулась, почувствовала толчок в спину и… невольно разжала руки. Не исключено, что визитерши решили, будто мать может прыгнуть с ребенком вниз, и попытались ее задержать. На суде обе показали, что ничего подобного не было. Обвиняемая сама, по своей воле, сбросила мальчика.

Настя утверждала, что ничего не помнит.

Четыре года назад я разговаривала по телефону с Анастасией. Ей удалось позвонить мне из колонии.

Отбывая срок, Настя почти потеряла зрение, плохо ходила, заболела туберкулезом. «Я не знаю, почему я это сделала и сделала ли вообще, но если бы вы знали, как бы я хотела все вернуть», — заплакала она в телефонную трубку.

Сегодня до выхода на свободу ей осталось чуть меньше половины срока. Ее сыну уже бы исполнилось 10 лет.

ДО САМОЙ СМЕРТИ

«Однажды утром я поняла, что способна убить свою дочь, если она не замолчит, я унесла ее в гардеробную, там теплый пол, положила на этот самый пол и кинулась звонить маме… Я так боялась, что не совладаю с собой. До рождения дочки я была уверена, что стану хорошей матерью, я столько книг про это прочитала. Я обустроила ей самую лучшую детскую в мире, скупила все наряды и игрушки, я была уверена, что смогу, — и не смогла…» — это выдержка из дневника моей близкой подруги, тоже журналистки, который она вела в первый год жизни дочери. Она дала мне его прочитать и разрешила использовать, не называя имен. «Может быть, кому-то моя история поможет».

«Самый страшный год в моей жизни — это был год рождения моей дочери, самый первый ее».

В своих записях подруга упоминает о том, что первое время не могла находиться с девочкой в одной комнате и не называла дочь по имени, только «этот ребенок».

«С точки зрения физиологии материнский инстинкт логичен: мозг наполняет резервуары молочных желез тогда, когда хочешь накормить своего голодного птенца. Хочешь больше всего на свете, всей душой, телом, разумом, чувством. А я хотела только, чтобы она перестала орать…»

Она говорит, что не совершить роковой шаг ей помогли только близкие. Муж временно ушел с работы и сидел с ними обеими, не оставляя ни на минуту. Вспоминая это сегодня, моя подруга, которая родила уже второго ребенка и без проблем, утверждает, что не знает, что с ней творилось и почему. «Гормоны, помноженные на слишком большую ответственность и стресс, что я не справляюсь, что я совершенно одна».

О стародавних временах сейчас могут говорить все что угодно, но на самом деле молодые матери никогда не оставались надолго без никого. В дворянских семьях рядом были мамки и няньки, кормилицы, в крестьянских — старшие дети, свекровь, да и вообще полон дом народу. 

Это бич нашего времени — одиночество матерей в больших городах, невозможность обратиться за помощью. Даже в спокойные-то времена.

«Я работала с такими женщинами, сейчас их, кстати, стало гораздо больше, чем даже несколько лет назад, — говорит Елена Асланова, судебный эксперт по специальности »исследование психологии человека». — Как мне кажется, это свидетельствует о развитии нескольких тенденций в обществе. Во-первых, люди в принципе стали равнодушными к проблемам окружающих, их заботят только они сами и собственные проблемы. Отец ребенка никак не помогает, возможно, его и физически нет в семье. Это сплошь и рядом сегодня. Вдобавок ко всему в стране, находящейся в состоянии серьезного кризиса, мужчины не очень-то озабочены трудностями своих женщин и детей. Можно ли их в этом винить, если они то потеряли работу из-за коронавируса, то получили повестку о призыве на мобилизацию? Они сами не знают, как им жить дальше.

Но мужчине в этом плане проще, так как его не держат дети. Даже выехать из страны он вполне может и один. Женщина же никогда не бросит своего ребенка. Она связана с ним крепкими канатами навсегда».

…До самой смерти?

Получается, ей может показаться, что смерть — это лучший выход для них обоих. Оставить малыша одного в этой сложной жизни она тоже не может. 

По мнению психотерапевта Кристины Головощекиной, на жизненные сложности молодой мамы нередко наслаивается послеродовая депрессия, и, диагностировав болезнь вовремя, трагедию можно избежать.

«Депрессия не молния, она не бьет мгновенно, у нее есть три фазы: беби-блюз, постнатальная депрессия и послеродовой психоз. Беби-блюз — это эмоциональная перестройка души, тоска по прошлой легкой жизни, в которой не было обязательств; быстрые смены настроения, плаксивость на фоне недосыпа и гормональной перестройки, она не требует лечения, а вот с признаками постнатальной фазы и уж тем более психоза стоит обращаться к специалисту», — говорит эксперт. 

Пять признаков послеродовой депрессии, которые указывают, что пора идти к врачу:

• Любая еда, даже самая любимая, потеряла для вас вкус и цвет. Постоянно отсутствует аппетит, часто накатывает тошнота.

• Ощущение безнадежности: «впереди нет ничего хорошего», ни в чем нет смысла, слезы может вызвать любая мелочь. Суицидальные мысли приходят все чаще.

• Сон, отдых, прогулки, секс не дают ощущение разрядки или отдыха. Постоянное ощущение, что вы смертельно устали и никогда больше не почувствуете себя отдохнувшей. Внутреннее состояние похоже на то, будто вы рано состарилась.

• Страх остаться с малышом один на один, неверие в себя как во взрослого человека. «А вдруг я забудусь и наврежу малышу?» — у вас все чаще появляются такие мысли.

• Постоянный «туман» в голове, тяжело принимать даже мелкие бытовые решения, рутина не помогает вам делать что-то быстрее, на автомате, а наоборот, требует сверхусилий. Трудным кажется все: от того, чтобы спустить коляску на улице, до того, чтобы сварить кофе.