Натали Палей, Елизавету Граббе и душу русской эмиграции Мери Шервашидзе называли красотой в изгнании. После революции 1917 года представительницы дворянской русской знати вынуждены были бежать в Париж, где впервые перед ними встал вопрос, как выживать дальше? Тут пригодился их тонкий вкус, и блестящее образование, и аристократические манеры. В 1920-е годы в Париже случился бум на новую моду, и представлять ее требовались новые лица. А кому как не светлолицым княжнам с идеальными фигурами и благородными манерами делать это?!
Все они стали известными манекенщицами, но в отличие от сегодняшних коллег, всегда считали эту профессию вынужденной мерой. Особенно новое занятие тяготила Мэри Шервашидзе — грузинскую княжну, бывшую фрейлину императрицы Александры Федоровны, но своим неудовольствием она делилась только с самыми близкими. Не так, совсем не так представляла свое светлое будущее высокородная грузинка!
Мери или Мария родилась в Батуми в семье князя Шервашидзе, отец был членом Государственной думы Российской империи. Именно новый статус патриарха заставил семью Шервашидзе переехать в Петербург. Тут благодаря своей утонченной внешности и идеальным манерам подросшая Маша вскоре становится фрейлиной императрицы. О том, что она красива Мэри слышала с самого детства от окружающих мужчин. Однажды она даже удостаивается комплимента от Николая II. Это произошло, когда грузинская княжна опоздала на панихиду и пришла позднее императора, что являлось серьезным нарушением придворного этикета. Но Николай II не только не разгневался, но и сделал ей комплимент: «Грешно, княжна, быть такой красивой».
В 1915 году грузинский поэт Галактион Табидзе создал цикл стихотворений «Мери». Говорят, музой, вдохновившей его на сборник, стала княжна Шервашидзе: однажды она прошла мимо него в парке, даже не повернув в его сторону голову, а поэт до конца дней не мог о ней забыть. Впрочем, сама княжна утверждала, что никогда не встречалась с Табидзе.
Сдержанная отстраненность в отношении мужчин и их ухаживаний — то, что будет отличать Мэри всю жизнь. Никогда она не воспользуется тем, что красива ради своей выгоды. Даже девичье кокетство было ей не свойственно. А став впоследствии замужней дамой, даже намеками на флирт она не желала скомпрометировать супруга. Держать дистанцию, помнить об незримом, условном метре между собой и окружающими — такое воспитание!
А тем временем, грянула революция, княжна вместе с другими аристократами уехала в Тифлис. Казалось, что здесь они смогут переждать революционные волнения. Но даже в таких стесненных условиях, молодые княжны оставались верны своим манерам и увы, — старому образу жизни. Подпольно делали маникюр, ходили на укладку, выменивали драгоценности на отрез ткани, чтобы сшить новое платье, ибо негоже появляться на людях в одном и том же, нужно обновлять гардероб.
Часто среди них можно было услышать такую беседу:
— Большевики наступают, надо бежать!
— Так, что ж вы такая нечесаная побежите!
Здесь, в Тифлисе пораженной ее необычной красотой просит разрешение написать ее портрет художник Савелий Сорин. Именно эта картина по невероятному стечению обстоятельств спустя годы окажется дома у принцессы Монако Грейс Келли. Портрет русской аристократки она повесит рядом с зеркалом и каждое утро будет сверять свое отражение в зеркале с тем, как выглядит Мери.
Но несмотря на устойчивые ухаживания художника (а он все-таки был земляком Пиросмани), свое сердце княжна отдала князю Георгию Эристави (Эристову).
Он ухаживал за Мери больше года: откуда-то чудом в голодные годы доставал ценные вещи, заботился о ней, а однажды пообещал, чтобы не случилось в России или за границей, он в лепешку разобьется, но сделает ее счастливой. Ее красивое лицо никогда не будет знать печали.
В 1919 году Мери и Георгий сыграли свадьбу, а спустя два года в Грузию вошла Красная армия. Стало очевидно, пора бежать. Молодожены сначала уехали в Константинополь, где, продав часть драгоценностей, смогли купить билеты до Парижа. Муж в новых реалиях на первых порах растерялся: а как жить дальше? Быстро ушли с молотка вывезенные из России вещи, а когда в ломбарде оказалась подаренная императором золотая табакерка, стало понятно, что ситуация патовая. Друг семьи, князь Дмитрий Павлович посоветовала Мери попробовать свои силы в моделинге, первый же модный дом, в который она пришла, взял ее на работу. Это был Chanel.
«Княжна Мери была как врубельская «Царевна-лебедь», — вспоминали позже современники.
Та же гордая осанка, изящество движений, поставленная спина и невероятная глубина глаз, в которых невозможно было не утонуть. И парижане ушли в этот омут с головой. Ей дарили букеты, преподносили драгоценности, звали в свет, но княжна всегда помнила про дистанцию.
Мери действительно была не просто манекенщицей. Ее приглашали на светские рауты и литературные собрания, она блистала на открытии Русского корпус-лицея имени Николая II в Версале и на освещении Русской гимназии. Фотографы считали за честь поработать с ней. На показы с ее участием публика шла как в театр. О ее красоте гудел весь Париж.
Аристократическая внешность княгини Шарвашидзе была важна и для самой Шанель. Недаром она говорила: «Если в девушке есть хоть капля вульгарности — все, платье пропало».
Но несмотря на такой успех, работа на подиуме сильно тяготила замужнюю русскую княжну, и когда представилась возможность оставить это занятие, она сделала это с удовольствием.
В 1947 году ушел из жизни ее муж, ее Георгий. Это был удар для княжны. Он обещал, что она никогда не будет страдать, а взял и покинул ее раньше. А ведь много лет назад они договорились, что он не будет даже засыпать раньше, чем уснет она.
Оставаться одной в квартире вдова Эристави не захотела и попросила в частный Дом престарелых. Муж обеспечил супругу достойной пенсией, поэтому Мэри выбрала себе королевские условия проживания: к ней была приставлена сиделка, она занимала три меблированных комнаты и ни в чем не нуждалась. Впрочем, квартиру за собой княжна тоже сохранила: «Чтобы было где играть с друзьями в покер!».
Даже сюда в дом престарелых, знакомые мужчины присылали ей букеты и даже наведывались с предложением руки и сердца. Но княжна и в свои 70, и в 80 лет держала дистанцию. У меня был любимый муж, другого не надо.
Мэри Шервашидзе умерла в возрасте 98 лет. Она знала и про расстрел царской семьи, и про культ личности Сталина, и про хрущевскую оттепель, и про начинавшуюся перестройку.
«У меня была большая и счастливая жизнь. Мне не о чем жалеть!», — заявила она журналистам незадолго до смерти.
Мери похоронили на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем в одной могиле с мужем, князем Георгием Эристави.
Фото: Legion Media
