Стали бы вы бороться за жизнь, если единственное оружие в ваших руках — туфелька? Если вас плотным кольцом окружают солдаты с автоматами, позади — газовая печь, а впереди — шанс на спасение? У 26-летней Франчески Манн не было ни тени сомнения в том, что она должна сделать. Выбора у нее тоже не было: или верная смерть, или попытка спасти себя и других женщин, которых она, не зная того, обрекла на гибель.
Юной Франческе все окружающие прочили великое будущее. Те, кто видел, как танцевала талантливая балерина, знали, что она непременно станет примой. Те, кто не был знаком с ней лично, просто любовались красотой танцовщицы, которая каждый день порхала от дома к театру. Манн считали одной из самых красивых женщин Польши и самых перспективных балерин своего поколения.
Сама Франческа, упиваясь собственной молодостью и талантом, мечтала о школе танца, которую непременно открыла бы после нескольких лет партий примы. В ученицах не было бы проблем: в Варшаве ее обожали, в Европе ценили и восхищались. Ей была предначертана особая судьба, окруженная софитами, букетами, пачками и пуантами. Но началась война, сгубившая все прекрасное. И Франческу в том числе.
Ее родных и друзей переселили в варшавское гетто, а саму Манн оставили в «арийской» части города. Красота балерины пока спасала ее: высокие немецкие чины были рады посмотреть на прекрасную танцовщицу, поэтому оставили ее в кабаре — поближе к себе, чтобы не ехать за ней в гетто. Иногда ей перепадали роскошные подарки за скрашенные вечера: шубы, веера, украшения. Все это были отголоски жизни, которую она могла бы проживать и без помощи нацистских офицеров…
Молодая танцовщица даже не могла подумать, что ее используют и готовят для смертельной миссии. Она из-под полы доставляла заключенным в гетто деньги и подарки, которые получала сама, но не знала, что этого-то фашисты и ждали. Она стала наживкой, которой они намеревались поймать сотни, тысячи евреев.
В 1942 году нацисты устроили жесточайшую ловушку. Они пустили слух о том, что из Варшавы можно выбраться с помощью паспорта нейтральных стран. Стоил такой билет в мирную жизнь полторы тысячи долларов (на пересчет по нашему времени — 20 тысяч долларов). То есть купить документ могли только те евреи, которые остались в «арийской» части тайно, и те узники гетто, кто сумел спрятать деньги. Они-то и были нужны фашистам.
А как получить документ? Нужен тот, кто передаст средства по адресу и незаметно доставит паспорт. Таким передаточным звеном была избрана Франческа — ведь кто заподозрит красавицу-балерину? Никто, кроме тех, кто рассчитывал на ее роль связного и готовил ее к этому.
Манн собирала спрятанные драгоценности у тех, кто не мог выйти за пределы гетто, относила их «по адресу», называла фамилии и имена, чтобы их якобы внесли в паспорта. И документы действительно выдавались с одним условием: всем желающим сбежать нужно переселиться в отель «Варшава», откуда якобы и начнется путь к миру. Свой паспорт получила и Франческа: ей путевку в нейтральную Швейцарию «пожаловали» руководящие чины, приходившие посмотреть на танцовщицу.
В условленный день три тысячи человек, отдавших последнее, чтобы сбежать из оккупированной Варшавы, приехали на вокзал и сели в поезд до Швейцарии. Балерина заняла свое место и считала минуты до отправления. Состав тронулся, увозя пассажиров не в мирную жизнь, как они думали, а в Освенцим.
Остановка. Всех пассажиров попросили выйти. «Вы на границе со Швейцарией, — объяснили им. — Нужно пройти дезинфекцию после гетто, чтобы въехать в страну. Раздевайтесь».
Это был один из первых поездов смерти, поэтому немногие догадались о том, что последует за «душем». Нацисты разделили женщин и мужчин, отправили их в «раздевалки». Обескураженная Франческа начала раздеваться и с отвращением заметила, что солдаты откровенно пялятся на нее. Понимая, что выхода нет, она замедлила движения, начала плавно покачиваться из стороны в сторону, изгибаться, томно поворачиваться, как на пуантах, на которые больше никогда не встанет.
Время остановилось. Все завороженно смотрели только на прекрасную балерину, которая медленно и величаво сбрасывала с себя одежду, распустив волосы. Поворот головы, улыбка незнакомому солдату. Рука скользит по ремешку туфли на тонком каблуке — последенму элементу одежды, оставшемуся на Франческе. Взмах рукой — и каблук вонзается в висок солдата.
В следующую секунду она выхватила их его кобуры пистолет и, пока охранник вытирал кровь с лица, дважды выстрелила в живот Йозефу Шиллингеру — одному из самых кровожадных убийц Освенцима. Третья пуля досталась сержанту Эммериху. Женщины, с которых слетело оцепенение, за мгновение поняли, что это их единственный шанс: если они и сумеют спастись, то только сейчас.
Они били, царапали, ревели, пинали, срывали, кусали — дрались за свою жизнь из последних сил. Одному из охранников откусили нос, другому чуть не сняли скальп, многие остались калеками после революции отчаяния и звериного мужества, на которое способы женщины, матери, сестры, дочери, загнанные в лапы смерти. Вырвавшись от разъяренных заключенных, солдаты заперли их в камере и расстреляли через дверь. Голоса стихли.
Чудом выжившие очевидцы потом рассказывали, что Франческа погибла вместе с взбунтовавшимися. Другие говорили, что балерину нашли рядом с пистолетом, который она выхватила из кобуры, чтобы не сдаваться врагу и самостоятельно уйти.
Так или иначе, 26-летняя балерина погибла, перед смертью успев устроить самый короткий, самый отчаянный и самый смелый бунт, на который только способна женщина, загнанная на порог газовой камеры Освенцима. Ее последний танец был трагическим и легендарным — так Франческа не танцевала никогда.
Еще больше новостей в нашем
Фото: Getty Images, Legion-Media.ru, East News
