Месяц: Август 2019

Откровения 33-летней балерины в «Инстаграме» настолько искренни и красноречивы, что поклонники просят ее даже издать мемуары.

Первый выход девушки на сцену состоялся в 5 лет в роли маленькой Эсмеральды на сцене Музыкального театра Станиславского, где танцевала и ее мама Тамара Первакова.

– Я жутко боялась Квазимодо и рыдала, но моя крестная мама, балерина Галина Крапивина, всегда успокаивала, — вспоминает Винокур. — За выход в спектакле получала 1 рубль, по тем временам это было очень даже много. Три года я в МАХУ (Московском академическом художественном училище. — Прим. «Антенны»), а дальше восемь лет вечной борьбы с природой, самой собой, педагогами, учениками, родителями и вечный выбор, продолжать бороться или все бросить. Но как жить без танца, без сцены, без этого адреналина и кайфа?

– Меня часто спрашивают, отдать ли ребенка в балет (Анастасия воспитывает 4-летнего сына Федора. — Прим. «Антенны»). На этот вопрос все сложнее и сложнее ответить. Как и в каждой профессии, есть две стороны медали.

В маленьком возрасте непросто определить, в какую сторону в переходном возрасте вырастет ваш ребенок. Хотя иногда можно судить по физическим и внешним данным родителей, наследственность не обманешь! Как и в моем случае. Ростом не вышла, особо не в кого. С моими 163 см мне всегда не хватает до определенных партий мечты. Плюс склонность к полноте и вечная борьба с лишним весом. Я спокойно отношусь к еде, совсем не привередлива, ем, чтобы жить, а не наоборот. Что дадут, то и буду. Но взвешивания при ежегодном медицинском осмотре были адом… В ход шли все методы, чтобы сравнять эту заветную разницу в 20, балетные параметры! При 163 мне надо было весить 43 кг, что с моими мышечными ногами было просто невозможно. Я прекрасно помню тот день, когда решила изменить себя и поставила цель. Похудеть! Тогда еще не понимала всей опасности своих действий для моего здоровья, которые потом дадут о себе знать. Об этом мало кто говорит, обычно все молчат, а кто-то и не догадывается, что такая проблема в училищах существует и по сей день. Спортивной диеты Кафельникова (вареная куриная грудка, огурцы и зеленые яблоки) мне было мало. Хотя первые лишние 4 кг ушли легко. Потом были ежедневные выпаривание лишней жидкости в сауне и спортзале, обертывания в целлофан, резиновые штаны, мочегонные, слабительные. Взвешивания по 5–6 раз в день. Я знала до грамма, что съела и выпила и сколько буду весить с утра.

Вся еда, которую давала мне мама с собой в школу в термосе, спускалась в туалет. Так ушли еще 4 заветных килограмма (всего — 8). Но до разницы я недотягивала еще на три. На тот момент не могла говорить и двигаться, просто не было сил, но только первое время, потом энергия появились от какой-то легкости и гордости, что смогла. Я это сделала! Теперь меня, вечно блатную, начали считать человеком, у меня уже не торчали щеки из-за ушей, теперь меня можно было уважать. Если Винокур смогла, то и вы сможете — таков был девиз педагогов. И не только. Так я держалась, потом срывалась на протяжении трех лет до выпуска, каждый день доказывая, что я могу сама что-то собой представлять, что мама или папа не выйдут за меня станцевать. Здоровье важнее, теперь я это точно понимаю, хотя рада, что смогла через это пройти, преодолеть себя.

Я всегда улыбаюсь и смеюсь, даже если на душе скребут кошки, но мне так, наверное, легче жить. А многих это раздражает. Мой пофигизм часто меня спасал, я могла стоять на уроках у станка, смотреть в окно, где в саду на Фрунзенской цвела сирень, гуляли собаки, играли дети, и о чем-то мечтать. Все замечания влетали в одно ухо и вылетали в другое. После взвешиваний мы бежали в кафе и объедались, а потом было так плохо! Или садились в раздевалке в круг, ставили ягодный торт-мороженое на пол и ели его все вместе ложками. На это у меня никогда не было денег. Мне выдавали 10 рублей карманных, 5 рублей на попить и 5 рублей на метро на всякий случай, если водитель не успеет забрать меня из школы. Я занимала деньги у одноклассниц на вкусняшки из буфета или на аттракционы в парке Горького, куда мы сбегали с уроков. Иногда мне снилось, что я съела лишнего. Это был самый страшный кошмар!

Со слов Винокур, партнер по классическому дуэтному танцу не может поднимать партнершу, которая весит больше 50 кг. Но партнер Анастасии Евгений Головин «выстоял три года», правда, потерял пару позвонков за это время.

– Прыжки, пожалуй, любила больше всего. Но самое главное желание было просто танцевать то, к чему лежала моя душа. «Держи подпопники, пробей угол, опусти плечи, держи лопатки, не коси стопы, выворачивай ляжки!» — все эти выражения звенели в моей голове, ощущение ногтей на спине и ягодицах оставалось надолго. И монета, которую надо было зажать между булками при гранд плие… Еще были постоянные дополнительные уроки и репетиции-практики, нас вылавливали в коридоре, загоняли в зал и закрывали. Я всегда залезала под стол, девочки накрывали меня пачками и, дай бог, к концу урока обо мне вспоминали. Я искренне не понимала, зачем мне учить четверку маленьких лебедей, зная, что никогда в жизни не буду их танцевать. Помню, что сидели во мне злость и недоумение, почему я могу сделать вращение по диагонали двойными на пальцах, а мне не дают, 32 фуэте практически на одном месте, но будешь делать 24!

Балерина закрыла 16-й сезон в Большом театре и вспоминает начало работы в нем. Анастасия прекрасно понимала, куда шла работать, как надо было себя вести.

– Когда готовишь новый дуэт, номер, то необходимо время приноровиться друг к другу, и, конечно, в момент проб и ошибок набиваешь шишки и синяки. Это нормально. Настоящий артист балета должен пройти через все ступени, чтобы стать большим артистом. Я обожала стоять в кордебалете и иногда очень скучаю по некоторым танцам. Я была готова ко всему, как мне казалось, но не думала, что столкнусь с такой дедовщиной. Меня выгоняли из четырех гримерок. Просто так, хотя, может, я чего-то и не знаю, может, опять где-то громко засмеялась… Костюмеры гоняли меня по этажу перед вечерним спектаклем «Раймонда», в который я влетела по запасу с утра. Мой шок тогда не передать: сарацинская картина и венгерский танец были самыми сложными для меня на тот момент. Я была готова сидеть в коридоре, переодеваться в туалете, мне было все равно, только бы меня не трогали, не сканировали своими осуждающими оценивающими взглядами с ног до головы. Помню сентябрь 2003 года, мой первый сезон в Большом. Я тогда еще жила вместе с родителями, и мама решила красиво подвезти меня до театра на своем новом кабриолете «Мерседес». Но я попросила высадить меня на Петровке, не доезжая до театра: лучше дойду пешком, чем буду потом еще большим объектом обсуждений на целый день.

Я, как и большинство артистов, перед открытием сезона начала ходить заранее заниматься классом, который в летнее время давал Николай Максимович (Цискаридзе. — Прим. «Антенны»). Потом меня распределили в класс, где занимались все самые главные балерины. Опять было страшно. Вновь пришедшая молодежь должна была по очереди поливать из железной лейки тогда еще деревянный пол в балетном зале. Руки тряслись, сердце сжималось от оценивающих с ног до головы взглядов. Проходя по станку мимо великих и заслуженных, ты не мог полить больше или меньше или налить лужу посередине. Я ненавидела этот день, когда очередь полива доходила до меня. В 10 утра шесть раз в неделю приходилось соблюдать внешний вид в виде розового трико, купальника и юбочки, подпихнутой в него так, что ее почти и не было. На голове пучок, пуанты, переделанные в мягкие туфли, пальцы на середине, все как в школе, что жутко меня раздражало, так я продержалась года три и сбежала… Хотелось какой-то свободы действия! Мне было страшно проходить по лестнице мимо буфета до сцены, на которой все великие сидели, обсуждая уходящую тебя в полный голос.

Комментарий коллеги

Гедеминас Таранда, в прошлом солист Большого театра:

– Наша профессия действительно не из легких. Правда, борьбы с лишним весом у мальчиков практически нет, поскольку нагрузки слишком большие: жир перемалывается жестко, все сжигается, даже «гвозди». У девочек тут все намного сложнее, они созревают, и с 16–18 лет им трудно удержать нужный вес. Для суставов, позвонков, бедер, коленей нежелательно поднимать партнершу на поддержку весом более 50 кг, ведь мальчики еще и прыгают. Поэтому вес партнерши — серьезная проблема. Хотя мне приходилось поднимать девушек и тяжелее. Конечно, бывали травмы, но на это не обращали внимания. Конечно, 46 и 55 — это серьезная разница, но помимо физической силы надо владеть техникой. Сам я диетой никогда не пользовался, только после 30 лет (сейчас артисту 58. — Прим. «Антенны»), когда появляются травмы и движешься ближе к пенсии, приходилось немного следить за собой.

К счастью, с дедовщиной в Большом театре я не сталкивался. Мы пришли, и те «старики», которые там работали, смотрели на нас как на молодых щенят. Если щенок талантлив и рвется в бой, то к нему относились уважительно. Ты должен был завоевать это уважение в кордебалете, маленькой сольной партии — это всегда важно. Хотя говорят, что в каких-то театрах дедовщина есть.

Откровения 33-летней балерины в «Инстаграме» настолько искренни и красноречивы, что поклонники просят ее даже издать мемуары.

Первый выход девушки на сцену состоялся в 5 лет в роли маленькой Эсмеральды на сцене Музыкального театра Станиславского, где танцевала и ее мама Тамара Первакова.

– Я жутко боялась Квазимодо и рыдала, но моя крестная мама, балерина Галина Крапивина, всегда успокаивала, — вспоминает Винокур. — За выход в спектакле получала 1 рубль, по тем временам это было очень даже много. Три года я в МАХУ (Московском академическом художественном училище. — Прим. «Антенны»), а дальше восемь лет вечной борьбы с природой, самой собой, педагогами, учениками, родителями и вечный выбор, продолжать бороться или все бросить. Но как жить без танца, без сцены, без этого адреналина и кайфа?

– Меня часто спрашивают, отдать ли ребенка в балет (Анастасия воспитывает 4-летнего сына Федора. — Прим. «Антенны»). На этот вопрос все сложнее и сложнее ответить. Как и в каждой профессии, есть две стороны медали.

В маленьком возрасте непросто определить, в какую сторону в переходном возрасте вырастет ваш ребенок. Хотя иногда можно судить по физическим и внешним данным родителей, наследственность не обманешь! Как и в моем случае. Ростом не вышла, особо не в кого. С моими 163 см мне всегда не хватает до определенных партий мечты. Плюс склонность к полноте и вечная борьба с лишним весом. Я спокойно отношусь к еде, совсем не привередлива, ем, чтобы жить, а не наоборот. Что дадут, то и буду. Но взвешивания при ежегодном медицинском осмотре были адом… В ход шли все методы, чтобы сравнять эту заветную разницу в 20, балетные параметры! При 163 мне надо было весить 43 кг, что с моими мышечными ногами было просто невозможно. Я прекрасно помню тот день, когда решила изменить себя и поставила цель. Похудеть! Тогда еще не понимала всей опасности своих действий для моего здоровья, которые потом дадут о себе знать. Об этом мало кто говорит, обычно все молчат, а кто-то и не догадывается, что такая проблема в училищах существует и по сей день. Спортивной диеты Кафельникова (вареная куриная грудка, огурцы и зеленые яблоки) мне было мало. Хотя первые лишние 4 кг ушли легко. Потом были ежедневные выпаривание лишней жидкости в сауне и спортзале, обертывания в целлофан, резиновые штаны, мочегонные, слабительные. Взвешивания по 5–6 раз в день. Я знала до грамма, что съела и выпила и сколько буду весить с утра.

Вся еда, которую давала мне мама с собой в школу в термосе, спускалась в туалет. Так ушли еще 4 заветных килограмма (всего — 8). Но до разницы я недотягивала еще на три. На тот момент не могла говорить и двигаться, просто не было сил, но только первое время, потом энергия появились от какой-то легкости и гордости, что смогла. Я это сделала! Теперь меня, вечно блатную, начали считать человеком, у меня уже не торчали щеки из-за ушей, теперь меня можно было уважать. Если Винокур смогла, то и вы сможете — таков был девиз педагогов. И не только. Так я держалась, потом срывалась на протяжении трех лет до выпуска, каждый день доказывая, что я могу сама что-то собой представлять, что мама или папа не выйдут за меня станцевать. Здоровье важнее, теперь я это точно понимаю, хотя рада, что смогла через это пройти, преодолеть себя.

Я всегда улыбаюсь и смеюсь, даже если на душе скребут кошки, но мне так, наверное, легче жить. А многих это раздражает. Мой пофигизм часто меня спасал, я могла стоять на уроках у станка, смотреть в окно, где в саду на Фрунзенской цвела сирень, гуляли собаки, играли дети, и о чем-то мечтать. Все замечания влетали в одно ухо и вылетали в другое. После взвешиваний мы бежали в кафе и объедались, а потом было так плохо! Или садились в раздевалке в круг, ставили ягодный торт-мороженое на пол и ели его все вместе ложками. На это у меня никогда не было денег. Мне выдавали 10 рублей карманных, 5 рублей на попить и 5 рублей на метро на всякий случай, если водитель не успеет забрать меня из школы. Я занимала деньги у одноклассниц на вкусняшки из буфета или на аттракционы в парке Горького, куда мы сбегали с уроков. Иногда мне снилось, что я съела лишнего. Это был самый страшный кошмар!

Со слов Винокур, партнер по классическому дуэтному танцу не может поднимать партнершу, которая весит больше 50 кг. Но партнер Анастасии Евгений Головин «выстоял три года», правда, потерял пару позвонков за это время.

– Прыжки, пожалуй, любила больше всего. Но самое главное желание было просто танцевать то, к чему лежала моя душа. «Держи подпопники, пробей угол, опусти плечи, держи лопатки, не коси стопы, выворачивай ляжки!» — все эти выражения звенели в моей голове, ощущение ногтей на спине и ягодицах оставалось надолго. И монета, которую надо было зажать между булками при гранд плие… Еще были постоянные дополнительные уроки и репетиции-практики, нас вылавливали в коридоре, загоняли в зал и закрывали. Я всегда залезала под стол, девочки накрывали меня пачками и, дай бог, к концу урока обо мне вспоминали. Я искренне не понимала, зачем мне учить четверку маленьких лебедей, зная, что никогда в жизни не буду их танцевать. Помню, что сидели во мне злость и недоумение, почему я могу сделать вращение по диагонали двойными на пальцах, а мне не дают, 32 фуэте практически на одном месте, но будешь делать 24!

Балерина закрыла 16-й сезон в Большом театре и вспоминает начало работы в нем. Анастасия прекрасно понимала, куда шла работать, как надо было себя вести.

– Когда готовишь новый дуэт, номер, то необходимо время приноровиться друг к другу, и, конечно, в момент проб и ошибок набиваешь шишки и синяки. Это нормально. Настоящий артист балета должен пройти через все ступени, чтобы стать большим артистом. Я обожала стоять в кордебалете и иногда очень скучаю по некоторым танцам. Я была готова ко всему, как мне казалось, но не думала, что столкнусь с такой дедовщиной. Меня выгоняли из четырех гримерок. Просто так, хотя, может, я чего-то и не знаю, может, опять где-то громко засмеялась… Костюмеры гоняли меня по этажу перед вечерним спектаклем «Раймонда», в который я влетела по запасу с утра. Мой шок тогда не передать: сарацинская картина и венгерский танец были самыми сложными для меня на тот момент. Я была готова сидеть в коридоре, переодеваться в туалете, мне было все равно, только бы меня не трогали, не сканировали своими осуждающими оценивающими взглядами с ног до головы. Помню сентябрь 2003 года, мой первый сезон в Большом. Я тогда еще жила вместе с родителями, и мама решила красиво подвезти меня до театра на своем новом кабриолете «Мерседес». Но я попросила высадить меня на Петровке, не доезжая до театра: лучше дойду пешком, чем буду потом еще большим объектом обсуждений на целый день.

Я, как и большинство артистов, перед открытием сезона начала ходить заранее заниматься классом, который в летнее время давал Николай Максимович (Цискаридзе. — Прим. «Антенны»). Потом меня распределили в класс, где занимались все самые главные балерины. Опять было страшно. Вновь пришедшая молодежь должна была по очереди поливать из железной лейки тогда еще деревянный пол в балетном зале. Руки тряслись, сердце сжималось от оценивающих с ног до головы взглядов. Проходя по станку мимо великих и заслуженных, ты не мог полить больше или меньше или налить лужу посередине. Я ненавидела этот день, когда очередь полива доходила до меня. В 10 утра шесть раз в неделю приходилось соблюдать внешний вид в виде розового трико, купальника и юбочки, подпихнутой в него так, что ее почти и не было. На голове пучок, пуанты, переделанные в мягкие туфли, пальцы на середине, все как в школе, что жутко меня раздражало, так я продержалась года три и сбежала… Хотелось какой-то свободы действия! Мне было страшно проходить по лестнице мимо буфета до сцены, на которой все великие сидели, обсуждая уходящую тебя в полный голос.

Комментарий коллеги

Гедеминас Таранда, в прошлом солист Большого театра:

– Наша профессия действительно не из легких. Правда, борьбы с лишним весом у мальчиков практически нет, поскольку нагрузки слишком большие: жир перемалывается жестко, все сжигается, даже «гвозди». У девочек тут все намного сложнее, они созревают, и с 16–18 лет им трудно удержать нужный вес. Для суставов, позвонков, бедер, коленей нежелательно поднимать партнершу на поддержку весом более 50 кг, ведь мальчики еще и прыгают. Поэтому вес партнерши — серьезная проблема. Хотя мне приходилось поднимать девушек и тяжелее. Конечно, бывали травмы, но на это не обращали внимания. Конечно, 46 и 55 — это серьезная разница, но помимо физической силы надо владеть техникой. Сам я диетой никогда не пользовался, только после 30 лет (сейчас артисту 58. — Прим. «Антенны»), когда появляются травмы и движешься ближе к пенсии, приходилось немного следить за собой.

К счастью, с дедовщиной в Большом театре я не сталкивался. Мы пришли, и те «старики», которые там работали, смотрели на нас как на молодых щенят. Если щенок талантлив и рвется в бой, то к нему относились уважительно. Ты должен был завоевать это уважение в кордебалете, маленькой сольной партии — это всегда важно. Хотя говорят, что в каких-то театрах дедовщина есть.